Лишь одна Звезда. Том 1 - Роман Суржиков

– Собирает войско. Говорит: выставлю на каждую мерзлую задницу по двое наших орлов! Готовится дать бой на подступе к городу.

– Ну и дела… – протянул бродяга и задумчиво уткнулся в свою кружку.

Копейщик дернул его за плечо:

– Э, не, брат, так не пойдет! Мы тебе все рассказали, теперь твой черед. Кто таков? Где бродил? Что видел? Давай-ка, выкладывай!

– Я-то?..

– Ну, а кто? Праотец Максимиан?.. Нет, приятель, ты! Пьешь с нами – вот и расщедрись на рассказ. Мы с молчунами не пьем – толку мало!

– Я…

Парень потер острую, как у владыки на портретах, бородку. Собрался с мыслями и сказал нехотя:

– Я из Альмеры иду.

* * *

Покинув обитель Марека и Симеона, Джоакин поехал столбовой дорогой на юг – в Алеридан. Зачем? Кто бы знал… Сам он не смог бы ответить.

Может, хотел взглянуть на город, где начиналась история, вспомнить сладкие свои мечты, подивиться собственной наивности. Может, на зло герцогине наняться в армию приарха Галларда. Может, с чувством прокутить последнюю пару глорий. А может, просто спутал дорогу…

В одном был уверен: его теперь никто не ищет. Один, без Аланис, никому он не нужен. Никто и не узнает его: нет у врагов ни примет Джоакина Ив Ханны, ни имени. Для графа Блэкмора и приарха Галларда он был – Парень, что прилагался к Аланис. Нет ее – и он стал невидим…

Ехал быстро: ничто не держало, а душа просила скорости. Пускал лошадку скорой рысью, иногда галопом. Проглатывал милю за милей, почти не глядя по сторонам. Ветер выдувал горечь из сердца.

Спустя два дня Джо был у Эвергарда. В мечтах некогда виделось: Аланис вернет себе власть и восстановит отцовский замок. Но приарх Галлард не стал дожидаться, а сам начал работы. Вокруг замка бурлило движение, катили подводы с материалами, росли строительные леса. Джоакин заметил усовершенствования, сделанные, видимо, чтобы противостоять Перстам Вильгельма. На башнях воздвигались площадки для дальнобойных баллист, расширялся ров, внутренняя дорога пересекалась заграждениями, что не дадут взять замок с налету. Один мастеровой заметил Джоакинов интерес и сказал:

– Архиепископ знает толк в строительстве. Теперь замок еще лучше станет, чем был до пожара!

Парню почему-то сделалось противно. Он поскорей убрался от Эвергарда.

Въезжая в Алеридан, бурлящий жизнью, Джо впервые задумался: что же делать теперь? Денег осталось на неделю жизни, но заботиться о них не хотелось – аж до тошноты. За считанные дни с Аланис он привык думать так, будто деньги – пыль, они не стоят забот. Он понимал теперь, что сама собой монета не свалится на голову, ее придется заработать, и нужно бы наняться к кому-нибудь… Но от этой мысли делалось так мерзко, что тут же пропадали все желанья, кроме одного: напиться.

Он снял комнату в самой захудалой гостинице, какую только повстречал. И не комнату даже, а одну лежанку в общем зале. Зато в сарае нашлось место для Леди – это было главное. Сошел в кабак и взялся за дело… Что-то дальше было: кто-то говорил с ним, и он отвечал невпопад; кто-то звал пойти к девицам, а Джоакин брезгливо фыркал; кто-то предложил в кости, и Джо сдуру согласился, и почему-то выиграл три агатки. Одну, самую блестящую, собрался снова поставить на кон, но замешкался, повертел в руке. С тыльной стороны монеты было гусиное перо, а с лицевой – Светлая Агата, мучительно похожая на герцогиню… Он посмурнел и сказал: «Все к черту, не хочу играть. Пить хочу!», – и нырнул в кубок… А потом услышал, как кто-то говорит о приархе. Хорошее говорили или дурное – Джоакин не разобрал, но от самого имени Галларда Альмера так озлобился, что полез в драку. Победил: кого-то швырнул в окно, другому сломал нос. Всем кабаком его утихомирили, окатили водой… Оказалось, те двое чернили приарха. Джо прозвали святошей и блюстителем веры. Пьянчуги посмеивались, а хозяин заведения тихо сказал парню: «Ты никому не рассказывай, как у меня поносили его светлость. Уговор? Я тебя за так кормить буду и поить тоже, только не доноси!» Он угукнул и скоро заснул.

Когда очухался, решил выйти в город. Солнце стояло высоко, но все шастали по улицам. Видать, было воскресенье или праздник… Джо сбился со счета. Пошел, куда все, – к центру. Подумал так: раз люди идут, значит там – или базар, или веселье. И одно, и другое – дело шумное, хорошее. Чтобы развеяться, самое то. Но чем дальше он шел, чем больше видел нарядных мещан, слышал возбужденных голосов, тем становился мрачнее. Не прошло месяца, как пал Эвергард. Погибла масса людей, в их числе – сам герцог, а место его занял властолюбивый интриган… И что же? Этим мещанам, мелким душонкам, плевать на все! Развлекаются, как ни в чем не бывало! Ничто не печалит, ничем их не проймешь!

Он хотел повернуть назад, но натолкнулся на семейную парочку, и с досадой спросил:

– Куда все прутся, а? Что за веселье такое?

– Ты что же, не слышал?! – воскликнул мещанин. – На Соборной еретиков сжигают!

– То есть как – сжигают?

– Натурально – на костре! Его светлость крепко взялся за безбожников. Уж он наведет порядок!..

Это было так странно, что не сразу в голову влезло. Джоакин стал осторонь, призадумался.

Ему исполнилось лет восемь, когда услыхал в давней сказке, как жгли еретиков. Джо с детства был отважен, но сердце имел доброе. Чужие страдания так тронули его, что всю ночь не мог спать – видел полыхающие костры и людей, орущих от боли. А потом отца Джо вместе с другими рыцарями позвал на пиршество сюзерен – епископ Холмогорья. Отец взял сыновей с собою, и вот за столом мальчонка улучил момент и громко спросил епископа:

– Ваша милость, а правда, что еретиков сжигают на кострах?

Народ захохотал. Джо не понял, отчего. Можно подумать, в этом было хоть что-то смешное! Епископ поднял руку, чтобы все утихли, и серьезно ответил мальчишке:

– «Кто по доброй своей воле и трезвому размышлению опорочит деянием Прародителей и надругается над святынями, тому положена смертная казнь». Закон суров, паренек. Но владычица Юлиана Великая в милости своей упразднила церковные суды и оставила справедливость в руках судей светских. С тех пор костры пылают очень редко. За кражу из храма дается каторга, за насмешку над Праматерью – дюжина кнутов. По мне, оно и к лучшему.

Не сказать, что юный Джоакин вполне понял ответ, но уразумел: со времен Юлианы никого не жгут, а только дают плетей. Он тогда очень порадовался…

А теперь стоял и силился понять: это что ж такое нужно сотворить, чтобы суд приговорил к сожжению? Самым тяжким преступлением, какое знал Джо, являлось убийство первородной дворянки. Но всякий знает: за это полагается колесование, а не костер. Да и сложно женоубийство назвать ересью… разве что покойница была монашкой или кем-то вроде. Но зачем кому-то убивать монашку? Ерунда какая-то… И вдруг Джоакин остолбенел: понял, кого могут казнить в Алеридане за ересь, да так, что весь город сбежится смотреть. Тех, кто сжег Эвергард. Подонков с Перстами Вильгельма!